Грейс Грин - Летняя рапсодия [Сборник]

Боже, как же ей хотелось — и хотелось безумно, — чтобы в ее власти было бы разбить это стекло!

Через полчаса Уитни услышала, как розовый «кадиллак» Хетти с пыхтением укатил вниз по дороге.

Она как раз закончила убирать посуду и вытирать стол, когда Люк вернулся на кухню. Уитни взяла себя в руки, не желая больше ничего обсуждать. К ее удивлению, он просто стоял в дверном проеме и смотрел на нее так пристально и мрачно, что волосы у нее на затылке слиплись от испарины.

— Люк… что случилось?

— Это правда, что сказала Хетти? Ты была обручена?

— Да — несколько месяцев.

— С Маккиллопом из «Супермагазина компьютеров»?

— Да, — сказала она подчеркнуто терпеливо, — с Брендоном Маккиллопом из «Супермагазина компьютеров Маккиллопа».

— Как ты с ним познакомилась?

— Через одну приятельницу, она преподает в старшей школе Пентиктона.

— Но ты никогда не говорила о разорванной помолвке! — Его голос прозвучал так осуждающе, будто Люк бросил в нее россыпью мелких камней.

— Потому что это, черт возьми, абсолютно тебя не касается! — выкрикнула она в ответ.

— Тебе следовало мне все рассказать! И тебе следовало мне объяснить, что именно здесь творилось. Во имя Господа, почему ты не наняла медсестру для ухода за моей бабкой?

— Она не хотела никаких медсестер!

— Только представить себе, — пробормотал он и снова уперся в нее взглядом. — Этот парень стоит миллионы!

Дался ему этот Брендон Маккиллоп!

— Это всего лишь деньги, Люк, — устало сказала Уитни. Она могла бы объяснить ему, что вовсе не деньги Брендона привлекли ее, а его целеустремленность, внешнее обаяние темноволосого мужчины и его настойчивое ухаживание.

— Всего лишь деньги… — Он беспомощно потряс головой, словно только сейчас сообразив, что Уитни вовсе не была охотницей за состоянием, какой он ее представлял.

— Я не говорю, что деньги не имеют значения, Люк. Но есть вещи гораздо более важные.

— Ага. — Его голос звучал устало. Из нагрудного кармана рубашки он достал прозрачную пластиковую бутылочку с какими‑то розовыми таблетками. — Я нашел это в аптечке, когда искал аспирин.

— Что это? — нахмурилась Уитни.

— Это снотворное, которое доктор Маккэй выписал бабушке за два дня до ее травмы.

Уитни взяла бутылочку и встряхнула ее, чтобы взглянуть на таблетки; они загремели, как град по железной крыше.

— Тебе не обязательно их пересчитывать, — мрачно сказал Люк. — Их двенадцать. Маккэй выписал четырнадцать…

— Ох, — с огромным облегчением вздохнула девушка. — Значит, я не давала Крессиде снотворное, когда она выписалась из больницы! Как я рада!

— Ты что, не понимаешь важности этого факта?

— Важности?

— Эти двенадцать таблеток вместе с беспристрастным рассказом Хетти о твоей преданности моей бабушке — включая и то, что ты поставила заботу о ее здоровье выше возможности выйти замуж за миллионера, — все это делает мой иск совершенно бессмысленным.

— О чем ты говоришь, Люк?

— Я собираюсь изъять мой иск о незаконном владении завтра же утром. Поместье принадлежит тебе, так хотела бабушка. И я съезжаю тут же, как только найду работу.

Уитни провела бессонную ночь и на следующий день видела Люка очень мало.

Когда наступил вечер, она, разгоряченная, обеспокоенная и совершенно не в своей тарелке, решила подняться наверх и принять освежающий душ.

Выходя из ванной комнаты, одетая в белье и халат, девушка услышала короткий стук в дверь спальни.

Она нахмурилась и пошлепала босиком к двери.

В дверях стоял Люк, руки засунуты в задние карманы джинсов, в расстегнутом вороте рубашки на груди блестят тонкие завитки волос… а лицо очень серьезно.

— Решил, что надо тебе сказать: Вики ищет помощника управляющего для Полынного виноградника и сегодня вечером сообщила, что если я хочу эту работу, то она моя. Возможно, я приму ее предложение. Деньги не очень большие, но нищим не до выбора.

Уитни охватила паника.

— Ты знаешь, что всегда можешь остаться здесь…

— Милосердие, Уит? — На его лице появилась ироническая ухмылка. — Кажется, мы это уже проходили…

— Это вовсе не милосердие. Это будет… партнерством.

— Благотворительностью.

— Ты охотнее будешь работать на Викторию Мосс, чем…

— На тебя? Верно, черт побери!

— Но ты можешь хотя бы здесь жить…

— Если я возьму эту работу, то мне полагается домик.

— А что с Троем? Тебе придется отдать его в ясли!

У него нервно дернулась щека.

— Я найму няню.

— Но он привык ко мне! — торопливо возразила она. — Я буду ухаживать за ним для тебя, Люк. Полынный виноградник всего в получасе езды отсюда. Ты сможешь привозить его по утрам, а вечером я буду сама отвозить его к тебе обратно.

— Ради Бога, Уитни, ты прекрасно знаешь, сколько я работаю! Я начинаю в пять тридцать утра и редко заканчиваю раньше девяти вечера! Я признателен тебе за предложение, но если я возьму эту работу, то мне придется нанять кого‑то постоянного, и причем круглосуточно.

— Ты не можешь просто увезти его отсюда, Люк, он так счастлив здесь. — Горячие слезы навернулись ей на глаза и уже угрожали заструиться по щекам. Шмыгнув носом в попытке удержать их, она поднесла руку к лицу… и тут же на нее упала слеза. — Пожалуйста, не делай этого. — Ее голос задрожал от переполнявших ее эмоций.

— Послушай, ты знаешь, что я чувствую, но… О черт, Уитни, только не плачь!

Но было слишком поздно. Пытаясь подавить рыдания, она отступила обратно в комнату и опустилась на край кровати, спрятав лицо в ладонях. Она не могла допустить мысли, что потеряет Троя. Но видеть, как уходит Люк, было не менее ужасно, особенно если он уходит на Полынный виноградник, где Виктория Мосс…

Ее плечи затряслись, и рыдания прорвались наружу, громкие и безудержные. Вокруг горла словно обвилась жесткая веревка и медленно и болезненно затягивалась… Матрас прогнулся, когда Люк сел рядом с ней. Он притянул ее к себе и крепко обнял своими сильными руками.

— Пожалуйста, не плачь.

Через какое‑то время, после нескольких слабых всхлипов, ей наконец удалось взять себя в руки.

Люк приподнял ее подбородок и кончиками больших пальцев осторожно вытер следы слез с ее покрасневших щек.

— Тебе лучше? — тихо спросил он.

Не в силах отвести от него глаз, Уитни кивнула, и, когда их взгляды скрестились, неизменно пульсирующее между ними и лишь слегка прикрытое чувственное напряжение вдруг внезапно взорвалось с силой, ее потрясшей.